МЭЛКОР И СОРОК САУРОНОВ

Каждый раз, перечитывая труды Профессора, я вспоминаю слова самого Толкина, что нет смысла бежать навстречу читателям: умные и так поймут, перед остальными же нечего и расшаркиваться. И в самом деле: по сей день лингвисты и литературоведы не раскрыли всех тайн толкиновской символики и многозначности его образов. Я же, не претендуя на глобальность, предлагаю читателям поинтересоваться Профессорской «криптограммой», которой он «зашифровал» главного своего отрицательного персонажа. Это касается НАСТОЯЩЕГО имени Великого Врага Мэлкора. [В традиции отечественных переводов почему-то принято называть его МЕлЬкором, хотя для английского языка смягчение звука «L» на французский манер отнюдь не свойственно и Профессор в рекомендациях англоязычным читателям (приложение к «Сильму»), как должны произноситься те или иные звуки или дифтонги в эльфийских словах (например, «C» только как «К», «DH» исключительно как «З», а «U» как твёрдое «У», но никак не «-ЬЮ»), даже не стал останавливаться на каком-то особом звучании «L». Первые переводчики оказали поистине медвежью услугу многим героям Профессора, обозвав, скажем, Элронда ЭлЬрондом, Финголфина ФинголЬфином, а целый народ Элдар ЭлЬдарАМИ. В последующем большинство ошибок было исправлено... за исключением, пожалуй, имени одного Мэлкора (а пресловутая ЧКА лишь закрепила ошибку, поскольку к слащавому дамскому роману это умильное звучание «Мелькор» подходит до чрезвычайности!). Хотя задумайтесь: кому из вас придёт в голову обозвать Валу ТуЛКаса ТулЬкасом — и уж вовсе кощунством сочтёте вы, если кто-либо вздумает сказать, будто «Сильм», «ВК» и прочие книги о Средиземье написал Профессор ТолЬкин.]
Как всем прекрасно известно, Профессор проводит недвусмысленную аналогию между Мэлкором и христианским сатаной. Достаточно сравнить, например, характеристику Мэлкора, данную Профессором в одной из неоконченных работ: «От Детей же [имеются в виду Дети Эру, разумеется] Мэлкор это знание намеревался скрыть, навеки заслонив от них свет. Тогда Мэлкор еще не считал себя тенью. Ибо вначале любил он свет и жаждал его, и облик, который он принял, был ослепительно ярок», с евангельскими строками: «... Сам сатана принимает вид Ангела света» (2-е коринфянам, 11:14). Как видите, «высший дух Гордыни и Мятежа» на Арде поразительно похож на христианского сатану во всём... кроме имени, ибо мы знаем, что имя «Мэлкор» переводится как «Восставший в мощи своей», сатану же звали «Люцифер», что в переводе с древнегреческого означало «Светоносец/Несущий свет». Не правда ли, странно, что Толкин, отдав дань всей прочей атрибутике, не позаботился о такой важной характеристике героя, как имя?
Или, напротив, позаботился — только заметить это можно не сразу?
Итак, почему именно «Мэлкор» — или, как писалось в ранних вариантах «Сильма», «Мэлко» («Melko»)?
Давайте немного полистаем словарь английских личных имён! Он содержит информацию о трёх тысячах имён, среди которых упоминается и имя Мэлхиор (имя очень древнее, библейское — так звали одного из трёх волхвов, которые пришли поклониться младенцу Иисусу). В английском языке имя «Мэлхиор» звучит как ['melkie]. Очень похоже на «Мэлко», не правда ли? Но самое главное даже не это! По-древнееврейски имя «Мэлхиор» означает... «ЦАРЬ СВЕТА»! Чем не греческий «Светоносец» — Люцифер? Профессор, будучи лингвистом и до тонкостей зная родной язык, всё-таки увязал средиземского Врага с Библией, только загадал читателям очередной увлекательный ребус. Имеющий глаза да увидит...
А верхогляды, считающие, будто Толкин неглубок и у него всё лежит на поверхности, пусть остаются при своём мнении: им не дано познать всей прелести разгадок писательской тайнописи!

* * *

Но, наверно, всё же не Мэлкор является для многих толкиноидов главным воплощением Зла в Средиземье. Гораздо лучше им известно имя Саурона — Властелина Колец из одноимённого романа. Правда, на страницах романа воочию Саурон так и не появился (тот случай, когда короля великолепно сыграла свита), но почему-то считается, что мы знаем о нём абсолютно всё... ну, или почти всё. А много ли это «всё» и не есть ли это «всё» лишь верхушка айсберга, основная масса которого сокрыта под толщей тёмных вод?
Если мы попытаемся разобраться, «откуда есть пошёл Саурон», то столкнёмся с определённой трудностью. Дело в том, что в образе известного нам Саурона Профессор... совместил черты самых разных персонажей, появлявшихся на страницах его ранних черновиков. Первоначально в событиях Первой Эпохи принимали участие: Т'урингвэтил — демон-вампир, имевший облик гигантского нетопыря*; оборотень Lord of Wolves (один раз он назван также «the hunter»**) — владыка Острова Оборотней; Тевильдо Князь Котов (первоначально именно он, а не Lord of Wolves был непосредственным участником истории Берена и Лютиэн); «отпрыск Мэлко» Фангли/Фукиль, чёрный маг Некромант из «Хоббита» и ещё множество других персонажей. Но в конце концов Толкин решил, видимо, не растекаться мыслию по древу и отказался от всей этой многочисленной демонической свиты Мэлкора, ограничившись одним Сауроном (часто имя его, кстати, исследователи производят от греческого слова sauros — «змей, ящер», подразумевая под этим, естественно, «страшных ящеров» юрского периода, сиречь динозавров).
Если в отношении Моргота у Профессора никогда не было ни малейшего сомнения — Враг он и есть Враг, то отношение к Саурону у него далеко не столь однозначно. Такой предшественник Саурона, как чародей Ту, например, отнюдь не принадлежал изначально к силам Зла — из контекста можно сделать вывод, что он был послан из Валинора для наставления «на путь истинный» Эльфов-Авари — и весьма добросовестно исполнял возложенную на него миссию, хотя в конце концов и пал, прельщённый Морготом. Да и про самого Саурона, кстати, у Профессора можно прочитать, что того сгубила лишь собственная непомерная гордыня [вообще-то, насколько я могу понять, Профессора в Сауроне более всего коробили две вещи: «атеизм», то есть отрицание божественной власти Эру и соответственно власти Валар как проводников воли Эру и «большевистская» попытка Саурона «железной рукой загнать человечество к счастью» (об антисоветизме Профессора говорилось достаточно, чтобы здесь повторяться)]. Даже в «ВК» (устами Гэндальфа, между прочим, — что тоже весьма симптоматично!) Профессор называет его всё же не «тёмным», не «жестоким», как мы вправе ожидать, — но Сауроном Великим (ч. I, кн. 1, гл. 2). В «Хоббите» Саурон получает довольно неожиданное прозвище «чёрный маг Некромант» — а ведь Толкин, называя его так, прекрасно знал, что Некромант — одно из прозвищ главы скандинавского пантеона Одина, олицетворяющего в своей мифологии ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ начало [причём с Одином Саурона «роднят» не только некоторые детали атрибутики («свита» из волков и воронов, например, или же прозвище the Cruel — «Ужасный», тогда как одним из прозвищ Одина тоже было «Ужасный» — «Igg»), но и разбросанные по тексту намёки, допустим, на одноглазость (Багровое Око), на лингвистические изыски Саурона (попытка создания им «тёмного» наречия, тогда как Один считается отцом письменности) или же на то, что Саурон, как и Один, учил людей строить святилища для жертвоприношения и молитв; не забудем также и о волшебном КОЛЬЦЕ Одина Драупнире!].
Впрочем, не будем обольщаться! Толкиновская «система мифов» была порождена стремлением Профессора создать ЧИСТО АНГЛИЙСКУЮ мифологию. Как писал он сам: «...меня с малых лет печалила бедность моей родной страны, у которой не было собственных легенд (выросших, как говорится, на местной почве). Греческие, кельтские, германо-скандинавские, финские (в которые я влюбился раз и навсегда), рыцарские романы — пожалуйста, сколько угодно; но ничего чисто английского, за исключением дешевых литературных поделок. Конечно, у нас есть артуровский цикл, однако, несмотря на все свое могучее притяжение, он недостаточно натурализован, связан с Британией, но не с Англией, а потому не мог восполнить ту пустоту, которую я ощущал». Об этом же ясно говорит и второе имя главного героя «Забытых Преданий» моряка Эриола — «Ангол», «по названию его родных мест». Но староанглийское название «Angеl», или «Angul», носил район на севере Германии, откуда в V веке н.э. в Британию пришли племена, положившие начало цивилизации англосаксов! Появление богов из пантеона Северо-Западной Европы в данном контексте совсем не случайно. Что же касается Одина, верховного бога асов, то его — как покровителя воинов — особенно почитали лихие скандинавские викинги. Их набеги часто возмущали спокойствие мирных зелёных Английских островов (England в «Забытых Преданиях» Профессора). Надо ли говорить, что жителям Английских островов были ближе боги другого небесного племени — ваны, особенно бог плодородия Фрейр [они звали его Ингви-Фрейр, Золотой Фрейр, или просто Инг — Золотой (на созвучиях имён и названий «Ингви-Фрейр и Ингвэ», «ваны и Эльфы-Ванъяр» сейчас останавливаться не будем — это тема для отдельного разговора)]. И Один, несмотря на главенствующую роль в пантеоне, ассоциировался у древних англичан с «образом врага».
Отсюда двойственность образа Саурона. Он не лишён многих очевидных достоинств. В «Заметках о мотивах „Сильмариллиона“» прямо говорится: «У него [у Саурона: разумеется! — Х. И.] ещё сохранились остатки позитивных целей, происходящие из того добра, которое было в нём изначально: его достоинством (а также причиной его падения и упорствования во зле) было то, что он любил порядок и согласованность, и терпеть не мог всякой путаницы и ненужных противоречий <...> Единственной реальной пользой или разумной целью всего этого упорядочения, планирования и организации было благо всех обитателей Арды [выделено мною — Х. И.]». И если попытаться сложить из разрозненных отрывков цельную картину, можно обнаружить, что судьба Саурона у Профессора — это трагедия сильной личности, все благие помыслы которой оборачиваются своей противоположностью.
А началось всё с того, что, раздосадованный кажущимся бездействием Валар, Саурон покидает сытое благополучие Валинора, променяв этот рай на мрачное и бесприютное Средиземье, где «во тьме... Мэлкор <...> бродил... в обличьях могучих и ужасных, и владел горами и безднами, и повелевал огнём и морозом, и всем, что было в то время жестокого, неистового и страшного», да ещё «породил... чудовищ разных форм и видов, что долго тревожили мир». Впрочем, не будем забывать, что в ту пору Мэлкор ещё не был Морготом — а считался лишь самым своевольным из Валар. И самым сильным — не забудем и этого! В уже упоминавшихся «Заметках...» Профессор утверждает, будто «поначалу Саурон примкнул к Мэлкору именно потому, что ему казалось, что Мэлкор хочет и может быстро и хорошо воплотить его замыслы». Что там произошло с его замыслами, нам неведомо, однако какие-то его надежды Мэлкор всё же оправдал — иначе Саурон не стал бы ему служить. А он служил — преданно и честно! Опять кое-кто может упрекнуть меня в безосновательных домыслах, но, хотя об этом периоде его жизни Профессор нам прямо и не сообщает, в текстах наличествует немало косвенных аргументов в пользу моей версии. Не расставшись с Властелином Тьмы в период его триумфа, он не предал его в годы тяжёлых поражений, во время трёхсотлетнего заточения Мэлко не рвался «на первые роли», а преданно ждал его возвращения (а то представьте такую картинку: возвращается Моргот из Валинора, стучится в ворота Ангбанда, а Саурон из крепости отвечает: «Пошёл вон! Много вас тут, бомжатины, шляется!»). Более того! Изначально светлый Айну, Саурон, очевидно, имел весьма серьёзные основания и в дальнейшем оставаться на стороне Мэлкора. В бурные годы Первой Эпохи он прославился, по утверждению самого Профессора, как «великий военачальник Моргота» (и придётся поверить Профессору на слово, ибо в «Сильм» он включил ничтожно мало подтверждений этому). Об истории с созданием Великих Колец и говорить нечего: никаких сомнений, что изначально замышлялись они ДЛЯ БЛАГА Арды, дабы уподобить Смертные Земли Благословенному Краю. Другое дело, что Верховным Владыкой Арды на сей раз должен был быть сам Саурон, а никакие не заморские Валар — но простите, как не понять побуждений Саурона: Валар, как и в те дни, когда он покинул их, окопались за морем и палец о палец не стукнули для оставшихся здесь Детей Эру — а раз так, пусть Владыкой Покинутых Земель станет тот, кто болеет за них, а не те, кому плевать на Средиземье с вершины Таниквэтил! И опять благие намерения закончились крахом — войной, кровью, гибелью сотен Людей, Эльфов и других обитателей Арды, которым Саурон хотел добра... Неудивительно, что иногда Профессор рассуждает о Сауроне если и не с симпатией, то с сочувствием. Ибо что может быть страшнее, чем перерождение личных достоинств в их противоположность — когда каждое деяние, могущее стать благом, на самом деле становится лишь очередной ступенькой снисхождения в разрушительное Ничто!
Очень важным в творчестве Профессора является мотив покаяния. В покаянии не отказывается никому: есть такой «поворотный момент» в жизни Мэлкора, других персонажей (особенно ярко эта тема отражена в «ВК»: бесславно и страшно погибают упорствующие в своих заблуждениях Саруман и Денетор, но раскаявшийся Боромир и после смерти остаётся прекрасным и светлым). Несколько раз подобная возможность предоставлялась и Саурону. Наиболее известно, как после Войны Гнева он пришёл к Эонвэ «и отрёкся от лихих своих деяний. И говорят иные, что вначале это не была ложь, что Саурон воистину раскаялся...» Однако движение это пропало втуне: то ли Саурон вспомнил, к чему привела Мэлкора сдача на милость победителей, то ли Эонвэ так «приветил» поверженного противника, но только, трезво поразмыслив, тот решил снова послать Валинор и его обитателей на три весёлые эльфийские руны. Некоторые из моих знакомых считают, что Саурон повёл тут себя, как обиженный младенец: не простили, мол, сразу — так вот вам! Мне же сдаётся, что Саурон просто не верил в справедливость и беспристрастность Валар. Вероятно, и раньше-то его вера в них особой крепостью не отличалась — а тут он вовсе её утратил. Что тому виной? Быть может, рассказы Моргота о том, как «в награду» за своё раскаяние он получил цепь Ангайнор и подземелья Мандоса? В работе «Преобразованные мифы» Профессор сообщает, что именно из-за этого трёхсотлетнего заточения Моргот в дальнейшем «всегда обвинял Манве в вероломстве». Во всяком случае у Саурона были резоны сомневаться в справедливости Валар — и опять же удивляться тут нечему: он-то был знаком с ними не понаслышке!
Но какими бы мотивами он ни руководствовался, а последнюю возможность покаяния Саурон отверг (как, впрочем, и предыдущие) — а это, по утверждению Профессора, «была особая благодать, ниспосланная ему Эру», и «последний проблеск его истинной, изначальной природы». И, продолжая служить сотворённому им кумиру, Саурон духовно перерождается, всё более становясь той силой, которая, если перефразировать гётевского «Фауста», желая блага, вечно творит зло. Судьба Саурона становится как бы квинтэссенцией основной идеи, которой посвящён весь роман «Властелин Колец»: отпадение от Истинного Бога, претензия на мировое господство (всевластие!) калечит даже сильные умы и души, искажает самые благие помыслы, ведёт к трагическому перерождению и гибели даже такой незаурядной личности, каким изначально был Саурон. Согласитесь, что это никогда не было столь актуально, как в бурном ХХ веке!

* Традиционно в переводах Т'урингвэтила называют «летучей мышью», что, с моей точки зрения, является ошибкой: для английского языка, не оперирующего понятиями грамматического рода, что «нетопырь», что «летучая мышь» суть едино, но в данном случае принадлежность Т'урингвэтила к мужскому полу принципиально важна, поскольку, исчезнув в качестве самостоятельного персонажа, он оставил Саурону свою способность оборачиваться нетопырём (см. историю Берена и Лютиэн).

** Сам по себе этот безымянный «охотник» интереса, быть может, и не представлял бы, но когда читаешь в «Сильме», что некий Охотник похищал кое-кого из пробудившихся Квэнди у озера Куивиэнэн, поневоле настораживаешься: из контекста «Сильма» следует, что под Охотником имелся в виду Моргот, однако в сопоставлении с другими текстами Профессора такой вывод кажется уже не столь однозначным.

Вернуться на страничку «Статьи, эссе, публицистика и пр.»

Хостинг от uCoz