«... ВЕЛИК МОГУЧИМ РУССКИЙ ЯЗЫКА!»

Переводы

Грешница, люблю красиво и со вкусом изданные книги! И поначалу, когда в Питере начало функционировать издательство «Северо-Запад», польстилась я на его серию книг fantasy. Суперобложка, рисованые форзацы, красивые шрифты — просто конфетка шоколадная, а не книжки! Но стала я эти книги читать... и призадумалась!
Все рекорды безграмотности побило, по-моему, одно из первых изданий — «Хроники Эмбера» Р. Зилазни в переводе М. Гилинского (редактор в выходных данных не указан, корректор Артур Тимофеев). Какому-нибудь доморощенному кооперативчику, имеющему в штате полтора безграмотных сотрудника, ещё можно простить, если герои летают «сОмолётами» и дерутся на «шАпагах», вытираются «поЛТенцами» и развивают «успеЛ»; молнии сверкают за каким-то загадочным «ОНом», некто пытается «разобТаться в СВОИХ ощущениях» (а в чьих же ещё?). Но разве в «литературно-художественном издании» могут быть у героинь «вьющиеся волосы в локонах» (и тут же упоминается «серебряная в эмали люстра»!), и «глаза овальные, как большие нефриты» (как будто овальная форма — прерогатива именно нефрита!)? Описывается кулон одной из них, «покоящийся в углублении обнажённых грудей» (интересная, однако, анатомия у девушки!); у другой «с губ лился нечеловеческий смех». У главного героя «слёзные железы не желали функционировать», его «мозг разрывался на части»; он то «гадал, не имея информации», то старался «опустошить мозг от мыслей». У другого героя «волосы ниже плеч», у третьего шевелюра «цвета вороновОГО крыла». Здесь же могут появиться «ДВОЕ собак» или «диплодокК», здесь можно «сконцентрироваться, глядя на карту» (беда вообще очень распространённая, даже и не для переводов, — почему-то этот англицизм совсем забил более уместное русское «сосредоточиться»!). Вновь и вновь переносится «под-//ошёл»; знаки препинания ни один двоечник-школяр не расставит хуже; нередко они отсутствуют напрочь: например, тире перед прямой речью или между прямой речью и словами автора считается, по-видимому, совершенно излишней роскошью, и... и... да всего не перечислишь!
Думаете, так не повезло одному Зилазни? Но вот беру я в руки другую книгу «Северо-Запада» — роман американской писательницы Андрэ Нортон «Колдовской мир» в переводе С. Степанова (того самого, который и на переводе Толкина «засветился»!) и А. Пахомова (здесь в выходных данных — целый сонм «опекунов»: зав. редакцией Александр Кононов, редактор Марина Новикова, мл. редактор Анна Кучанская, корректор Нина Смирнова — словом, те самые пресловутые семь нянек, у которых дитя, как водится, без глаза).
Издательство почему-то не позаботилось о том, чтобы снабдить книгу вступительной или заключительной статьёй, хотя «Колдовской мир» — это цикл, насчитывающий около двадцати произведений, и следовало бы, по меньшей мере, проинформировать об этом читателей. Да и биография старейшей американской фантастки, лауреата престижных литературных премий «Небьюла» и «Гэндальф» Элис Мэри Нортон, пишущей под псевдонимом Андрэ (или Эндрю) Нортон, двумя строчками на обороте титульного листа не исчерпывается! Согласитесь, что уже в этом, как в капле воды, проявляется неуважение и к автору, и к его труду, и к читателям. Но это ещё цветочки!..
Большинство фантастических сказок требует соответствующей речевой стилизации. Особенно важна такая стилизация в первой книге сериала А. Нортон, где сталкиваются герои различных миров, разных эпох и культур. Средневековому, или, точнее, позднеязыческому Эсткарпу отнюдь не пристала лексика, вполне естественная при описании нашего современника Саймона Трегарта, а противостоящая им высокоразвитая технически, но бесчеловечная цивилизация Кольдера должна иметь собственную речевую характеристику, отличную от двух предыдущих. Роман только выиграл бы, если бы постепенное сближение, слияние героя с принявшим его новым миром отразилось бы в самом языке повествования, а не только в авторских ремарках: как поначалу герою кажется, что «Эсткарп слишком древен, его жители, его колдуньи слишком чужды ему... порой он чувствовал себя лишним» (А. Нортон, с. 113), зато «цивилизация кольдеров по своему типу близка цивилизации его прежнего мира» (с. 186), что порождает у героя «странное чувство некоторого родства с широколицыми захватчиками» (с. 197), и лишь пройдя множество испытаний, после самых невероятных приключений, познав потери и обретения, герой понимает, что «наконец-то и сам он изменился, наконец-то сам стал частью этого мира, его жизнь навсегда переплелась с её (любимой женщины — X. И.) жизнью» (с. 230). Подчеркните это лексически — и вышло бы ярко, зримо, образно! А какой образ может навеять этакий словесный монстр: «сила, сконцентрированная в его мозгу, подпитывается эмоциональной энергией, куда более могучей, чем та, которую он мог бы генерировать сам без посторонней помощи» (с. 206)? Напоминает отчёт о физическом опыте, да и то грамотные учёные не станут выражаться столь громоздко и неуклюже. Здесь же описывается даже не цивилизация Кольдера: речь идет о КОЛДОВСКОМ ОБРЯДЕ! Почему же так странно подобраны слова? Вместо «эмоциональной энергии» вполне хватило бы «силы чувства», да и абстрактное «чувство» не помешает заменить конкретной «ненавистью». «Генерирует» обычно машина, человеку свойственно «порождать», «создавать». Мозг всё-таки не «концентрирует» что-либо, скорее «сосредоточивает» или «собирает». Как видите, о стилизации нет и речи — переводчики механически калькируют слова подлинника, даже не переводя их на русский язык. Поэтому читаешь книгу — и оторопь берет, когда герои, вооружённые мечами и одетые в кольчуги, рассуждают, будто перед ними воздвигнут «силовой барьер» (с. 47) или что в Эсткарпе царит «матриархат» (с. 117)! Даже если и присутствует в английском оригинале этот чужеродный для нашего слуха «матриархат», по-русски его целесообразнее заменить «властью женщин», точнее «властью дев», поскольку автор неоднократно подчеркивает, что отнюдь не каждая женщина Эсткарпа обладала колдовской силой, а только некоторые, да и те — до «известного момента в их жизни» (с. 37), если воспользоваться целомудренным эвфемизмом переводчиков.
Безо всяких на то стилистических оснований один из военачальников Эсткарпа именуется «капитаном», другие боевые командиры — «офицерами», а их подчинённые — «гвардейцами». А ведь воинское звание «капитан» появилось в европейских странах лишь в XVI веке, «гвардией» с XII до XVII века назывался небольшой отряд, предназначенный для охраны государственного знамени. Вот бы и задуматься переводчикам: что же делают в позднеязыческом Эсткарпе представители других эпох? Но нет, не задумались, а механически перетащили в русский текст знакомое слово и даже в словаре не удосужились справиться, хотя любой словарь подскажет, что у слова «captain» в английском языке имеется второе значение — это «военачальник», «полководец»; слово «officer» не обязательно обозначает «офицера»-военного — но любое должностное лицо, чиновника, находящегося на государственной службе; из текста ясно, что это, конечно же, войсковые командиры. Тут бы и без словаря догадаться можно. Ан нет!
Как будто нарочно, чтобы погуще заварить стилистическую кашу, в американскую книгу вводится придворный чин допетровской Руси, хотя даже там «сокольничий» был только один — так называли боярина, ведавшего царской соколиной охотой. Но и в единственном числе русскому боярину нечего делать в чуждых ему эпохе и обстановке фантастического колдовского мира, так что вряд ли переводчики обогатили этими «сокольничьим» замысел А. Нортон, скорее просто ввели в заблуждение читателем.
Портреты героев совершенно невообразимы. Об одном, к примеру, сказано так: «Был он действительно невысок, но недостаток роста с лихвой окупался шириной плеч» (с. 28). Справедливо ли это утверждение? По логике вещей, недостаток роста должен шириной плеч наоборот подчёркиваться. В оригинале, кстати сказать, так и написано, переводчики здесь попросту исказили смысл подлинника. А далее о том же герое сказано ещё более невразумительно: «Бросались в глаза его непомерно широкие плечи и длинные, достающие до земли руки. Ростом он был невелик, к тому же, его тонкая талия и ноги вообще никак не вязались с верхней частью туловища» (с. 32), а через несколько страниц о нём же говорится: «Остался Корис — с головой владыки Горма и лягушачьим телом своей матери» (с. 38). Последняя ошибка вообще очень широко распространена в переводах: по-английски не скажешь иначе, как «his father», «his mother», а в русском языке и без притяжательного местоимения ясно, что речь идет о матери именно этого героя. Но я не стала бы заострять внимания на этой очевидной мелочи, если бы она не соседствовала с другой ошибкой. Переводчики, вероятно, никогда не видели лягушек, не то они знали бы, что передние лапки этого земноводного (сиречь «руки») коротенькие и слабые, а вот «ноги», то есть задние конечности, — длинные и хорошо развитые, что характерно для всех прыгающих существ. Налицо настоящее враньё! И добро бы эта «лягушка» присутствовала в оригинале! Очередная переводческая отсебятина, оказывающая автору медвежью услугу!
В минуту смертельной опасности герой хочет спастись при помощи колдовства, но не уверен, что у него это получится. А переводчики утверждают, что «хоть он и имел некоторое представление о методах колдуний, у него не было практически никакого опыта» (с. 189), как будто он находится не в Колдовском мире, а на производственном совещании?
Мудрёно, вычурно, не по-русски: «EГО убеждение в том, что кольдеры представляют собой совсем иной тип цивилизации, нежели жители Эсткарпа, и для достижения своих целей опираются на знания, а не на колдовство, окончательно укрепилось в нём» (с. 185). Неужели ту же мысль нельзя сформулировать иначе: теперь он окончательно убедился, что кольдеры достигают своих целей, используя знания, а не волшебство, как эсткарпские колдуньи?
«Трегарт тщательно анализировал все свои впечатления и почерпнутые сведения, стараясь по разрозненным фактам составить хоть какое-то представление о том, что находится за каменными стенами этой комнаты» (с. 30) — у переводчиков прямо-таки болезненное пристрастие к казённо-протокольному стилю! Почему бы не обойтись без этой словесной мякины, сказав просто: герой, осмысливая увиденное, пытался понять, что представляет собой мир, в который он попал? Совсем незачем загадывать читателям словесные ребусы: «Вообще, воин держался подчёркнуто НЕЙТРАЛЬНО, и, если не считать ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ УПРАЖНЕНИЙ, не выказывал никаких знаков расположения и никак не РЕАГИРОВАЛ на попытки Саймона наладить более дружеские отношения» (с. 33). Держался герой ни в коем случае не «нейтрально», оставим это слово дипломатам («нейтральная страна») и химикам («нейтральная среда»), словарь дает перевод «безразлично», по смыслу подходит — «сдержанно», то есть ни в чем не проявляя своих чувств, своего отношения к чужеземцу. Никакими мудрёными «лингвистическими упражнениями» он также не занимался: он воин, а не учёный, просто он помогал другому герою освоить язык. «Реагировать», «реакция» — это тоже из лексикона химиков, про человека лучше сказать, что он «не замечал». Неуместно рифмуются отглагольные существительные, да и запятых многовато. Наверное, можно было выразить ту же мысль более литературно: воин был подчёркнуто сдержан, и вся его благожелательность к чужестранцу заключалась в обучении того языку, хотя Саймон и не скрывал от него своих намерений подружиться.
«Она это безусловно чувствовала, но пока не предпринимала никаких шагов, чтобы изменить существующее положение» (с. 145, 146) — и опять язык протокола, а речь идет о взаимоотношениях влюблённых людей! Почему бы не сказать по-человечески: героиня не могла не почувствовать этого, но не пыталась ничего изменить?
«Здесь знали такие методы концентрации воли, которые позволяли воспринимать многое из находящегося обычно вне пределов человеческих чувств» (с. 37) — помилуйте, можно ли и о колдовстве говорить всё тем же суконным языком? Но, к сожалению, таких перлов в тексте более чем достаточно: «непроницаемая стена тумана двигалась параллельным курсом» (с. 20), «Саймон переключил внимание на его снаряжение» (с. 27), «в такой ситуации Альдис станет искать помощи» (с. 136), «чувствуя, что от смещения центра тяжести стол под ним вот-вот опрокинется...» (с. 181), «они находились в состоянии, подобном наркотическому трансу» (с. 185), некто «слабо шевелил конечностями» (с. 49) и, наконец, «его захлестнул поток информации» (с. 34). Как можно называть «литературно-художественным изданием» этакие «шедевры» изящной словесности: «кажется, будто мироздание грубо разрывается надвое и ввергает тебя в ужасное ничто» (с. 16), «то, что происходило сейчас, это раздирание мозга, оказалось куда страшнее» (с. 199), «собрав всю свою волю, Саймон сконцентрировал её на том, чтобы поднять руку. Это давалось с таким неимоверным трудом, что, казалось, он вот-вот лишится сил» (с. 190)?
Особенно неприятно, когда этот псевдонаучный стиль пытаются сочетать с залихватскими оборотами: «Кроме того, в тонком комбинезоне он продрог, чему, кстати, очень способствовало и сомнительное удовольствие ходить босиком по холодному каменному полу» (с. 190). Уместно ли, тактично ли так легкомысленно рассуждать о герое в ту минуту, когда он подвергается смертельной опасности? Да и с вводными словами надо обращаться осторожнее: герою-то это было совсем некстати! К тому же, опять искажён смысл оригинала: у А. Нортон герой страдает не столько оттого, что ходит босиком по каменному полу, сколько потому, что, не привыкший ходить босиком, он разбил босые ноги об этот пол.
А сколько в переводе откровенного языкового неряшества! «Тут-то вы и встали по другую сторону, закона, не так ли, Трегарт, и, потеряв карьеру, решили не выходить из игры?» (с. 11), а по-русски либо «преступили закон», либо «оказались вне закона»; карьера может быть закончена, а не потеряна. «Мне-то, по правде, вся эта история кажется чистой выдумкой» (с. 145) — было очень просто избежать так называемого лжеидиома, если бы переводчики вовремя вспомнили, что существует устоявшееся выражение «грязная выдумка», и заменили бы слово, например, «сплошная выдумка» или же вовсе подставили бы «вздор», «ерунда», «чушь».
А не знать русской грамматики — и вовсе позорно! Но увы: «Девушка подрАвняла стрижку так, чтобы волос не было видно из-под шлема» (с. 90) — стрижку всё же рОвняют, то есть делают рОвной, а не рАвной! «Саймон снова ВОСПРЯЛ духом и помог ему затащить Дживина» (с. 109) — существует глагол «воспрянуть», и соответствующая форма будет «воспрянул», орфографический словарь приводит её как единственно допустимую. «Тот разглядывал изумительной работы коваННые перья» (с. 38) — надо видеть разницу между причастием и прилагательным, которое пишется с одним «Н»! Ну, а безобразная расстановка знаков препинания — самая характерная ошибка для «Северо-Запада»: «Он подошёл к окну, выходящему на запад и впился взглядом в горизонт, словно хотел увидеть что-то там, за равнинами Эсткарпа» (с. 200), «История вершится людьми и подвержена всем, присущим человеку, заблуждениям» (с. 13), «Наконец, Саймон столкнулся взглядом с красными глазами существа и — чёрт возьми! — в них светился разум» (с. 33), «Здесь случайно не посольство Эсткарпа?» (с. 134)...
Пожалуй, мне пора заканчивать, хотя список примеров далеко не исчерпан. Причем обратите внимание, что все примеры взяты мною только из первой книги «Колдовского мира», а всего их вышло пять — значит, на читателя обрушивается море ошибок. Впечатление такое, что этих переводов не касалась рука грамотного человека. Как тут вслед за поэтом-сатириком не воскликнуть:

«... И я шепчу дрожащими губами:
Велик могучим русский языка!»

Только смех-то, как говорится, кривой...

Вернуться на страничку «Статьи, эссе, публицистика и пр.»

Хостинг от uCoz