Инсмут навсегда

Светлой памяти Г.Ф.Лавкрафта посвящается

О страшной трагедии нашего народа я узнал постепенно, по обмолвкам старших, по смутным намёкам, из подслушанных разговоров — и уже тогда, в раннем детстве, я был приучен хранить тайну, молча улыбаться, презирать чужих, есть рыбную пищу и гордиться собой. Поэтому, когда при посвящении в Сыны Дагона жрец Ктулху поведал мне об Инсмуте, мои гордость и ненависть лишь возросли и окрепли.
Этот захудалый массачусетский порт был великолепным плацдармом, откуда должно было начаться наше победное шествие по континенту. Всё складывалось как нельзя более удачно — инсмутский капитан Абед Марш активно внедрял в городе адаптированную для сухопутных веру в Дагона и наши понятия о красоте, а самые молодые и красивые с земной точки зрения особи ликвидировались под видом жертвоприношений; нам даже пришлось пойти на некоторые жертвы, помогая Маршу в 1846-ом разделаться с наиболее агрессивно настроенными и неконструктивно мыслящими инсмутцами, но игра стоила свеч — оказавшись в долгу перед нами, Марш вынужден был пойти на слияние крови, а всякий рождённый нами — уже наш. Ренегаты, отвергающие это родство — мертвы для Ктулху, их удел — забвение.
Один такой, сбежав из Инсмута 16 июля злополучного 1927-го года, и стал причиной бедствия. Тогда мы ещё недостаточно распространили своё влияние по Соединённым Штатам, чтобы вовремя застопорить чиновничью машину в Вашингтоне, и тупость не помешала бюрократам почувствовать угрозу в его несвязных, полубредовых показаниях. Национальные гвардейцы с пулемётами оцепили Инсмут, а в устье Меньюксета и у Рифа Дьявола встали на якорь бронекатера. Облавы, аресты, подрыв наших гнездилищ, сброс глубинных бомб на Йхантлей, лагеря и военные тюрьмы — наша ненависть никогда не будет утолена! Первым расплатился за всё предатель — когда наша кровь начала изменять его облик и древние видения смутили его сон, он пожалел о содеянном — но поздно! как водится у нас, ему было клятвенно обещано прощение, а что с ним стало после того, как он, обнадёженный, кинулся в море у Рифа Дьявола — я умолчу. Ужас наказания — в неизвестности.
Наше золото понравилось специалистам, назначенным в правительственные комиссии по расследованию «дела Инсмута». Разумеется, врачи сочли, что наша внешность — следствие близкородственных браков и наследственных уродств, а Союз Дагона был признан опасной сектой — и только. И чем больше наших оказывалось на свободе, тем чаще чиновники получали золотые подарки, тем усердней терялись и намертво засекречивались документы по делу — пока, наконец, всё не вернулось на круги своя. И мы принялись за тех, кто в 1927-ом санкционировал акцию; иные уже умерли своей смертью — мы осквернили их могилы, другие пытались искать защиты у закона — но тщетно, третьи бежали в Мексику, в Бразилию, на край света, меняли фамилии и внешность — но мы находили их всюду, и в назидание истребляли их потомков и родню до седьмого колена. Некоторых привозили прямо в Инсмут и казнили там — как? я не стану рассказывать — пусть поработает ваше воображение.
Да, Инсмут вновь стал нашим. Пока жители Эссекского округа брезговали селиться в опустошённом городе с дурной славой, наши незаметно стекались туда и обживали разорённое место. Но наши планы изменились — мы больше не хотели быть столь уязвимыми. Девушки, перворождённые от брака сухопутных самцов с нашими женщинами, обладают тем, что сухопутные считают красотой — и стоило лишь утаить их инсмутское происхождение, стоило вовремя повстречать их с влиятельными или перспективными холостяками, как мы продвигались ещё на шаг к цели. Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия и — Вашингтон! Золото и девичья красота действуют не так быстро, как пулемёты национальной гвардии — но наверняка, тем более, что искусству обольщения и устройству судьбы через ложе наши девушки научаются сызмала, слушая предания о любовных победах наших древних красавиц, и не задумываются разбить семью высокопоставленного самца, чтоб подчинить его себе и умножить наш род.
Теперь мы ничего не боимся. Мы встречаем друг друга на заседаниях правительств, на советах директоров, на светских раутах, на вернисажах и презентациях — и нередко оказывается, что все собравшиеся — наши, сыны и дочери Отца Дагона и Матери Гидры. Нас объединяет храм Ктулху, где мы совершаем богохульственные моления и, не таясь, возглашаем: «Иа! Иа! Ктулуф хтан! Фнглуй мглунаф Ктлуф рлиех вгахнагл фхтага!» Мы масштабно прививаем сухопутным свои взгляды на жизнь, свою восхитительную диссонансную музыку бездны с её гармонией Хаоса, свою довременную живопись, лишённую композиции и смысла, свой интерес к размножению, который превыше их рассудочных построений и их убогой морали. И всякий, кто осмелится противоречить нам, будет ошельмован, опозорен, оболган и отвержен от общества, ибо Ктулху заповедал нам любить и щадить лишь своих, а прочих — унижать и уничтожать.
Мы — древний и мудрый народ, мы старше сухопутных, насколько Небытие старше Бытия, мы — плод священного брака земноводных с рыбами, а не потомки обезьян. Бог Ктулху в начале времён назначил нам повелевать и убивать во славу Его. Мы дышим и в воде, и в воздухе, мы знаем чары, превращающие истину в ложь и наоборот, мы едим рыбную пищу, мы топим молодых, отвратительно красивых и омерзительно умных самцов и самок земного племени, потому что они невыгодно оттеняют нашу особую мудрость и нашу необычную красоту, которая с годами приближается к совершенству наших первопредков — рыб и жаб.
Они догадываются порой о нашей природе и называют нас за глаза рыболягушками — пускай! Теперь не они, а мы можем призвать национальную гвардию, если кто-то дерзнёт выступить против нашего могущества — и уж мы облавами не ограничимся, будьте уверены!
О, как я ненавижу их! я знаю, что надо быть сдержанным, что надо улыбаться, говорить вежливо и туманно, скрывать свою принадлежность к правящей расе, таить знание языка Глкам и веру в Ктулху — но порою холодная древняя кровь вскипает во мне и я хочу с криком «Куа! куа! алгах кталхс ггу!» ворваться в толпу, резать глотки, топтать тела, пить кровь, рвать и кромсать их в подтверждение высшей власти и права, дарованного мне Ктулху!.. Куа! куа! куа! нож, дайте нож! мбаа! клхлх! предатели, отпустите меня! развяжите меня!!..

* * *

— Ну-с, — потирая влажные ладони, задумчиво начал профессор, — что сказать?.. Очень возбудимый молодой человек. Экзальтация вызывает излишнюю откровенность, неуместную в приличном обществе, а тем более при посторонних... думаю, два-три месяца в клинике ему не повредят. Ваша задача, коллеги — вернуть обществу полноценного, а главное — уравновешенного... человека.
При слове «человека» все трое психиатров слегка улыбнулись, понимающе переглянувшись.
— Кто он по роду занятий?
— Младший секретарь отдела в госдепартаменте. Подающий надежды молодой дипломат.
— Тем более вы обязаны приложить все усилия!
После консультации профессор с наслаждением принял ванну — он был уже немолод, едва мог закрывать глаза и готовился к уходу в море — а затем младшие коллеги угостили его превосходной рыбной пищей.
— За Инсмут! — провозгласил он тост, подняв бокал, в котором что-то шевелилось.
— Млгак глу! — ответили коллеги.

**********

Вернуться на страничку прозы

Хостинг от uCoz