Мы


Неприкаянный

Мне негде развеять
                мою вековую усталость —
бумага не стерпит
                и самой талантливой лжи.
Нет сил на стихи,
                и ни капли уже не осталось
ни воли, ни боли, ни сил, ни созвучий
                на жизнь.

Я миру бросаю злорадно:
                «Да здравствует бездна!»
и провозглашаю, что рад
                и тому, чем богат,
но... ради святого всего,
                уступите мне место
хотя бы в автобусе,
                ждущем отбытия в ад!

2 августа 1996 г.

* * *

Ночные окна... Вечные огни
на мраморе бесформенных коробок.
Дрожащий свет по-детски тих и робок.
Наивные «спаси» и «сохрани» —
на плаху обречённые гонцы.
И загнанные вороные кони —
зажми
     надрывный выдох их
                       в ладони —
и растекутся алые рубцы.

Я знаю: там — бездомная тоска,
в пустых объятьях стиснутые годы,
сон разума, бессонница природы,
озноб и память... Дуло у виска...
Случайный блик
              на горизонте дня —
такая
     ненадёжная заплата!
Чадит костёр холодного квадрата,
и некому
        согреться у огня.

30-31 января 1994 г.

* * *

Движутся листки календаря,
выполняя чёрную работу,
и над нами в воздухе парят
среды, понедельники, субботы.

С ощущеньем тяжести минут
в глубине сердец гнездится старость.
Но сердца ещё чего-то ждут,
презирая слабость, и усталость...

начало 90-х

* * *

На краю леденящей вечности
под угарно-дымными кровами,
пробуждается человечество
зоревое, уветроголовое.
Поколение лени старится,
сон-туман
и огнём не полется,
но с закатом восход сливается
и грядут иные бессонницы,
и неведомо кем, всезнающим,
что-то радостное пророчится
всем сердцам —
пропащим, плутающим
на восьмом кругу одиночества.

29 июля 1995 г.

«Восьмидесятники»

Друзья мои все — как однополчане
на странной, изнурительной войне,
вымучивают чёрными ночами
те песни, что сегодня не в цене.

Свободно разместились жизни вехи
в клеёнчатой тетради, но уже
никто не слышит радиопомехи
и не дрожит на новом вираже.

Заложники периода распада,
насмешливы к превратностям судьбы,
остались навсегда в восьмидесятых,
в романтике абсурда и борьбы.

И голоса надтреснуты простудой,
и на «звезда» всё больше рифма «льда».
Как пилигримы родом ниоткуда,
а может быть посланцы в никуда.

20 июля 1993 г.

Мы

Мы —
это МЫ
и нам не быть иными,
как ни прекрасен лик метаморфоз.
«Мы» —
не местоименье,
это — имя,
колосьями усыпанный колосс.

Мы —
это мы.
Пророками, жрецами
не раз нам это ставилось на вид.
Нашла коса на наш лежачий камень
и был пророк запет, забит, забыт.

На том стоим —
порознь, поодиночку,
нам рай — в сарае, нам пустыня — сад.
Давно до точки вычерпан источник
святых дерзаний,
Родина утрат!
Не горько ли? — из одного металла
в одном литейном цехе люди льют
зубцы оград твоих мемориалов
и пули, что однажды их убьют!

1990 г.
Вернуться на страничку стихов
Хостинг от uCoz