Утро новой Жизни

Она потянулась, до хруста в костях, и села на кровати, хмуро глядя на белый свет. Ночь не дала Ей сна, утро — солнца. За окном шёл дождь.
— Хм, — подумала Она, — дождь в феврале, это здорово.
Встав с постели, Она подошла к зеркалу.
— Да, сказала Она, глядя на тень своего отражения, никак иначе это было нельзя назвать, — это не лицо, а мечта визажиста. Бесконечное поле для творчества.
Нет, косметологам и им подобным Она себя не доверяла. До сих пор со своим лицом она справлялась сама. И сейчас Её рука привычно потянулась к шеренге баночек, но остановилась на полпути. Сегодня Её никто не увидит, а саму себя Она спокойно воспринимала в любых видах и состояниях. Она улыбнулась той, что смотрела на Неё из зеркала, получила тень улыбки в ответ.
Вчера вечером были поставлены все точки, и как же больно они ставились! — Да, — подумала Она, — нормальные люди расстаются потому, что разлюбили друг друга. А мы, два придурка, разошлись из-за того, что любим и не хотим причинять друг другу боль. Хотя, не известно ещё, что больнее — привычка «переваривать колючки» или одиночество.
После этой мысли в Её душе раздался очередной стон, она не хотела терять того, кого сама нашла, буквально вытащила из неизвестности. За душевным стоном пришли воспоминания и боль. Душевная боль переросла в физическую. У Неё перехватило дыхание и потекли слёзы, потекли просто так, как дождь за окном. Чтобы справиться с очередным воплем, Она снова легла. Легла, поджав ноги и обхватив их руками. Так было немного легче, но всё равно не сладко. Было такое ощущение, как будто Она проглотила живую кошку или с десяток хомячков, и они терзают Её изнутри. — Хорошо ещё, что душа не имеет голоса, и её вопли молчаливы, — подумала Она, — иначе бы вокруг носились мои родители и врачи той скорой, которую они вызвали бы. Интересно, куда бы меня тогда увезли?
Когда внутри Её не осталось ни точки, которая бы не болела, душевный вопль начал ослабевать. Разум начал брать вверх и, естественно, взял на себя контроль над телом. Постепенно боль утихла, и Она обрела способность двигаться. Она встала, подошла к окну и стала смотреть на дождь и сереющее предрассветное небо. Хотелось высунуться в окно, чтобы капли дождя попали на Неё, но подоконник был заставлен комнатными цветами, да и окно было заклеено, зима ведь всё-таки. К Её телу возвращалась способность чувствовать, и Она поняла, что её левая рука, похоже, отнялась. Её разум оценил ситуацию, и Она пошла, — вернее сказать — поползла, за успокоительным. Взяла лекарство и побрела на кухню за водой. Там было ещё темно, но Её глаза хорошо видели в темноте. За это свойство её дразнили кошкой. — Да, — подумала Она, — действительно, драная чёрная кошка.
Несмотря на то, что Она всё различала в этом полусумраке, разум заставил Её включить свет и удостовериться, что Она взяла то лекарство, которое было нужно.
Проглотив его, Она снова подошла к окну посмотреть, как небо извергает из себя потоки дождя. Это немного успокаивало. Наконец, душевные стоны превратились в слабое поскуливание и замерли. — До поры, до времени, — подумала Она и усмехнулась, — похоже это была последняя любовь, иначе бы душа так не металась. Хуже птицы в клетке. Постепенно возвращалось тепло в левую руку, и Она уже могла шевелить пальцами. Лекарство начало действовать. А за окном по прежнему шёл дождь, и начиналось хмурое утро. Утро Её новой жизни. Ещё недельку-другую придётся накладывать косметику, так, чтобы люди не шарахались, глядя на Её лицо. Но никакая краска их не спасёт, если они вздумают посмотреть Ей в глаза.
А если найдётся какой-нибудь чудак-мечтатель, который вздумает предложить Ей весь мир и себя в придачу, то в ответ получит насмешливый взгляд и холодный ответ: «Хотелось бы чего-нибудь поконкретнее из предметов материального мира». Мечтатель уйдёт, обидевшись. Но не сердитесь понапрасну, у Неё просто ещё один кусочек души превратился в пепел. Зола, говорят, — хорошее удобрение, но некому посадить в Её душе цветок.